Мой дед УЛЯШЕВ ВАСИЛИЙ АНИСИМОВИЧ воевал в 28-й КРАСНОЗНАМЕННОЙ СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ.

"1914 г. р. уроженец д. Бадьёльск Вольдинского с/с.
Призван 19.07.41 г., рядовой. Служил в 144 СП, 28Невельской СД.
Умер от ран 23.02.43 г.
Захоронен в Псковской области, Великолужский р-н, с. Поречеье."
                                                                                        КНИГА ПАМЯТИ

Егор выходит из баньки, с белоснежным полотенцем на плечах. И вся деревня видит и знает: приехал Егор, в бане попарился, и вон жена его ждет у крыльца. С минуту, чтоб отойти, отдышаться, он радуется прохладному вечернему воздуху. Потом подходит к срубу колодца, берет черепушку, одним взмахом наполняет ее водой и всем лицом прижимается к белой бересте. Напившись, говорит: |
– Нет такой воды в Ухте и нигде на свете нет!..

Ранило его в первый же месяц войны. Отлежался, выздоровел. Не знал, что впереди его ждут еще два тяжелых ранения, и не знал, что будет отступать до самой Москвы, а потом пройдет через всю Украину на запад и увидит чужие окровавленные земли...
...

«4 февраля 1944 года. Добрый день, веселый час! Здравствуйте, мама и сестры мои Ларя и Паша. Сейчас мы  находимся на отдыхе в четырех километрах от фронта. В январе наш батальон выполнял сложное боевое задание. Многие убиты, многие ранены, дорогая моя мама и родные сестры. Вот тогда нас и отозвали в тыл, если можно назвать тылом землянки, где мы на время устроились. Ноги и руки у меня целы, и сам живой, но скоро нам снова на передовую, говорят, дня через три. Буду жив-здоров – опять дам весточку. Морозы крепкие у нас. Как попал с окопов сюда, еще не отогрел ноги. Заснуть не могу, болят. Но все-таки они есть у меня, и я могу ходить на них. Пишите, родная мама и сестры, как у вас дома идут дела, здоровье как? На этом остаюсь ваш сын, дорогая мама и родные сестры. Алексей. Всем кого знаете, от меня низкий поклон. Мой адрес: полевая почта – 81027-Э».
– Так, наверное, и не отогрелись у него ноги,– сказала Клавдия Ивановна.
...

– Это была святая женщина,– говорили мне уже в третьей избе, в избе Эммы Константиновны Уляшевой, местной учительницы.– Чтобы вырастить десять детей в годы разрухи, кулачества, в нелегкую пору тридцатых годов, .когда страна только поднималась на ноги, надо иметь талант истинной женщины, мужественной и доброй, изобретательной и нежной.
Вместе работали, гуляли. Веселые были ребята. Выйдут на «войпукны»– люди из окон смотрят. Женихи идут. (Войпукöм – молодежные гулянья в коми деревнях). С гармошкой, до первых петухов. Танцы на пятачке и нескончаемые озорные частушки.
Ушли они на войну один за другим. Сначала старший – Иван, за ним остальные – Александр, Павел, Степан, Феодосии, Сергей... Один Гриша остался. А шел только второй год войны.
...

– Вполне могло случиться так, что вместе с нами сидел бы сейчас за столом мой брат Алексей,– говорит он неторопливо.– Погиб он в самом Берлине двадцати двух лет от роду седьмого мая 1945 года. Мы уже отпраздновали День Победы, отплясали, отпели и отплакали радость и только потом, когда успокоились, получили извещение.
Второму брату, Вениамину, было девятнадцать. Наверное, учитывали, что он бадьельский, что знает лес и понимает его, когда зачисляли в десантную бригаду для переброски в тыл врага, в леса Белоруссии. Бригада приняла неравный бой. Так Веня навсегда и породнился с белорусской землей...
...

– Сын-то мой, Николай Семенович, я говорила, восемнадцати лет пал на Отечественной, а муж, Семен Федосеевич, вернулся, но так он был весь изранен, что вскоре после возвращения и умер. Но все твердил одно и то же; и трезвый, и если выпивши, что он родился в рубашке. Какой солдат в последний миг жизни не думает о своем далеком доме, жене или детях? А я, мол, это все увидел, можно ложиться на лавку и умирать. Хотя с этой лавки он без посторонней помощи и подняться уже не мог.
Однажды летом велел мне открыть окно. За! всю войну я ни разу не открывала. Боялась, вдруг воробей или ласточка, или еще какая птица на подоконник сядет. А это плохая примета. Жди плохих вестей с фронта...
Открыла я ему окно, он приподнялся на локти. Глянул на улицу, на деревья и заплакал. Я сижу, делаю вид, что не вижу. А он успокоился и говорит: «Спасибо тебе, Фекла, спасибо...» За что они благодарил? Или за то, что я дождалась его, или за то, что окно открыла? Или за то, что я за ним, как за малым дитем, ходила? Так ведь он немощный и больной был мне мил так же, как и здоровый, если нe больше.
Стыдно мне было от своей радости. Иду в лавку, сияю. Ведь почти все погибли. А мой нет.
Когда я его повела в баню, по прибытии раздела, чуть не закричала – так было изуродовано его худое тело: через грудь большой рубец, на спине два ожога и бедро насквозь прострелено. Это, говорит, на Курской дуге...
Война окончилась, а провожали в последний путь воина, солдата. Будто последняя пуля нагнала его уже здесь, в родной деревеньке.
...

http://badelskkomi.svoiforum.ru/viewtopic.php?id=374

   С ДНЕМ ПОБЕДЫ!

Мне кажется порою, что солдаты,

С кровавых не пришедшие полей,

Не в землю эту полегли когда-то,

А превратились в белых журавлей.

Они до сей поры с времен тех дальних

Летят и подают нам голоса.

Не потому ль так часто и печально

Мы замолкаем, глядя в небеса?

Летит, летит по небу клин усталый -

Летит в тумане на исходе дня,

И в том строю есть промежуток малый -

Быть может, это место для меня!

Настанет день, и с журавлиной стаей

Я поплыву в такой же сизой мгле,

Из-под небес по-птичьи окликая

Всех вас, кого оставил на земле.

                            ЖУРАВЛИ
                                   Р. Гамзатов