Работаем, брат. Работаем, сестра.
...У меня не было сил про это говорить сразу. И сейчас нет.
Когда-нибудь я, если смогу, напишу про Моторолу. И может быть, про Лизу.
Но уже сейчас, наверное, нужно, чтобы люди знали о нём несколько вещей, которые не знают.
...В тот день в Донецке Арсена Павлова на улице встречала жена с маленьким ребёнком — Макаром, ему не было и двух недель ещё.

Арсен опоздал на 25 минут. Жена не дождалась и поднялась с ребёнком наверх. Если б дождалась и они поднимались вместе… Эти люди не пожалели бы никого. Потому что это не люди...
...Все члены диверсионной сети, устроившей этот взрыв, известны поимённо. Какие офицеры принимали решение и отдали приказ, и кого именно они завербовали в Донецке.
Офицерам уже передали приветы, никого из них пока не тронули, но у одного уже сгорела квартира. Чтоб помнил и ждал.
...Незадолго до гибели Арсен решил усыновить ребёнка.
Обратился к главе ДНР Александру Захарченко, попросил: помоги?
Тот говорит: да у тебя своих двое маленьких на руках, вон пацан только родился.
Арсен ответил: мол, я своего старшего сына от первого брака хочу сюда перевезти, а там, где трое, — там и четвёртому хлеб найдётся.
Усыновить хотел цыганёнка, сироту.
Я знал всякого Арсена, но такого всё-таки не знал.
Он был не просто отличный командир. Он был хороший парень. Он был — человек.
Отца, выходит, забрали не у троих детей, а у четверых сразу.
Не думаю, что хоть один из тех персонажей, кто на могиле Мотора оттоптался сразу после его гибели, способен кого-то усыновить и вырастить. То, что они непригодны к войне, это и обсуждать не приходится. Пригодны они только к извлечению из себя разных звуков. Ну и хватит о них.

...Когда мы последний раз с Мотором встречались, он мне читал свои тексты, которые написал, чтоб однажды, под биток, зачитать.
Достойные стихи — я, право слово, даже не ожидал.
"Летел, — говорит он мне, — в самолёте, делать было нечего, записал в телефоне".
Я их, собственно, с его телефона и читал.
В том лифте весь его мобильный был рассечён: он лежал в верхнем грудном кармане.
Я думал, что теперь эти тексты и не восстановить.
Спросил у жены Мотора — Лены, — и вдруг выяснилось, что она их в своё время переписала в тетрадь.
...Теперь она прислала их мне — и мои друзья-музыканты готовят две песни на стихи Мотора.
Будут песни.
Будет память.
..Всем тем, о чём я сейчас сказал, Мотор вдруг стал удивительно близок Доктору Лизе.
Казалось бы, они занимались разными вещами: он воевал, она спасала.
Но теперь вдруг становится ясно, что можно сказать и наоборот: она воевала, он спасал.
Оба стояли на передовой.
Он хотел усыновить дитя — она ехала помочь русским солдатам в Сирии.
Это точка их пересечения.
Смерть Мотора стала его последним боем и последней удивительной победой: попрощаться к нему пришли более шестидесяти тысяч человек, люди кричали "Спасибо, Арсен!" и по-над головами текли цветы: все просто не могли подойти к нему, физически такой возможности не было.
Но день этих похорон дал простой и однозначный ответ: за кого Донбасс.
Теперь о том, что Донбасс взят в заложники и запуган, могут говорить только лжецы и негодяи.
Гибель доктора Лизы — да простят меня все достойные и светлые, кто был с нею, но говорю я сейчас именно о ней, — её гибель, после того, как она жила, стала последней и абсолютной жертвой, которая ничего уже не отменит, но навсегда утверждает свет, величие и честность её жизни....До вчерашнего дня, до трагедии над морем, мне всё названивали и спрашивали: кто, по вашему мнению, человек года?
Всё это ерунда, все эти опросы, но если уж всерьёз — то главные люди этого года: он — Арсен, она — Лиза.
...Последний раз мы ехали по Донецку с Арсеном летом, в его десятки раз простреленном джипе, говорили о музыке; он был, как всегда, смешливый, спокойный, остроумный, — но когда появлялся храм, он на миг стихал и очень бережно крестился. Движение его сильной руки было такое, словно он боялся случайно задеть храм, — будто храм хрупок и сделан из хрусталя, и даже креститься надо так, чтоб мироздание не пошатнулось.
...Более всего я хотел бы, чтоб моё русское государство не впало снова в одурь бесконечного, непрерывного, тошнотворного праздника, с этой неугомонной проповедью стяжательства и потворства всему животному.
В память о тех, с кем мы простились в этом году, мы должны возвести хрустальное христианское государство, где лучшими людьми почитаются лучшие люди, а не хоровод фарисеев, двуполых клоунов, девок, у которых рот настолько огромен, что в голову не помещается мозг, патологических трусов, выдающих себя за наших артистов, и патологических мошенников, выдающих себя за политическую элиту.
...Должен быть сквер имени Доктора Лизы в свободном и русском Донецке, где будут играть спасённые ей дети.
...Должен быть памятник Арсену в свободном и русском Славянске.
...Иногда выхода, кроме жизни, нет.

Работаем, брат. Работаем, сестра.
(Захар Прилепин, писатель)